Научись онтокритике, чтобы перенаучиться жить

Неграмотными в 21-м веке будут не те, кто не могут читать и писать, а те, кто не смогут научаться, от(раз)учаться и перенаучаться. Элвин Тоффлер

Поиск по этому блогу

2012-01-05

Обречённые быть ответственными, или Работники социального сторительства

Выборы 4 декабря 2011 г. в Госдуму дали очень удачный повод напомнить каждому индивиду об участии в ежедневной — без выходных, отпусков и пенсионного возраста, — и неоплачиваемой дензнаками работе, от которой свободно только додетсадовское младенчество и кладбищенское догнивание и которой невозможно избежать ни одному живущему члену общества.

Работа эта состоит в непрерывном воспроизведении, поддержании и изменении той единственной среды обитания, в которой только и может существовать человек как разумное социальное существо — общества (социума). Сторон и проявлений этой работы огромное множество, а вот наблюдать почти сразу и почти прямые её результаты доводится очень редко, и выборы — один из немногих удобных случаев.

4 МАРТА 2012 г. У ТЕБЯ ЕСТЬ ШАНС ПО МАКСИМУМУ ИСПОЛЬЗОВАТЬ СВОИ МОЗГИ И ВОЗМОЖНОСТИ ДЛЯ УЛУЧШЕНИЯ ОБУСТРОЙСТВА ОБЩЕСТВА, В КОТОРОМ ТЫ ЖИВЁШЬ. ТВОЮ ЧАСТЬ РАБОТЫ ЗА ТЕБЯ НИКТО НЕ СДЕЛАЕТ.

Наиболее доступные действия:
  1. Участие в протестных митингах и шествиях.
  2. Участие в сборе подписей для участи в выборах оппозиционных кандидатов.
  3. Участие в работе избирательных комиссий для предотвращения фальсификаций.
  4. Участие в выборах.
  5. Социально-политическое обучение и самообразование.
Это минимальный набор шагов, чтобы иметь индивидуальное моральное право что-то требовать от власти, оппозиции и других граждан.

Далее уже необходимы более сложные действия, включающие инициирование разного рода конкретных социальных и гражданских проектов или соучастие в них, тогда и заголовок статьи «В новом году государство прогнется под активистов» будет звучать значительно убедительнее.

Одна из самых напрашивающихся идей: система образования должна обеспечивать и в средней, и в высшей школе подготовку к гражданскому активизму не в меньшей степени, чем к любой профессиональной стезе. А это предполагает ровно то, о чём я давно и настойчиво пишу — социологическую и социально-психологическую грамотность и критическое мышление, соединённые с тренингами выборного и контролирующего поведения и социальной проектной (социоинженерной) деятельностью.

Очень рекомендую «Социальное конструирование реальности».

Карты на стол! — или Как мы учимся : Михаил Дубаков (9zloy)

Я хочу поговорить от трех аспектах наших знаний: широта охвата дисциплин, глубина знания дисциплин и связи между дисциплинами. У меня родилась неплохая метафора, которая сводит их воедино. Вообще я не особо люблю метафоры, потому что они частенько ведут не в ту сторону. Но в данном случае метафора мне кажется весьма удачной.

Считается, что есть два типа людей. Одни любят изучать многое и поверхностно, другие выбирают пару дисциплин и изучают их очень глубоко. Первых обычно называют лисами, вторых — ежами.

Для меня обучение очень похоже на геологоразведку. Представьте себе новый континент. Вы не знаете о нем ничего. Да, вы видите горы, леса, реки, но не имеете особого понятия что там внутри. Вы не знаете, что там за горизонтом, есть ли тут моря, насколько холодно на севере и какая температура на юге.

Карта

Вы начинаете с составления карты. Вы посылаете эскпедиции во все стороны и рисуете карту местности. Потом вы начинаете бурить пробные скважины и выяснять состав грунта. Потом вы находите нефть, золото, алмазы и начинаете добычу.

Обучение в точности соответствует этому сценарию. Изучаете вы математику, к примеру. Вначале вам мало что о ней известно. Ну, вы считаете до 10 и отличаете три красных шарика от пяти синих. Постепенно вы открываете новые территории. Вы учите таблицу умножения, с удивлением узнаете о существовании реальных чисел и невозможности делить на ноль. Вы прикасаетесь к дифференциальному исчислению и зачем-то учитесь брать интегралы. Годам к 16 у вас на руках есть карта ближайших территорий, но вы скорее всего ничего не слышали о теории множеств, топологии и функциональном анализе. Да и особого углубления в какой-либо раздел математики вы вряд ли достигли. Так, поковыряли совочком песочек сверху.

Школа не дает никаких глубоких знаний. Вы только составляете карту, чтобы начать бурить пробные скважины.

Связи

Выбор направления для кого-то сложен, для кого-то нет. Так или иначе, вы оказываетесь в университете. Преподаватели справедливо считают, что вы ни черта не знаете. Но большинству преподавателей как-то все равно, где вы начнете свое бурение. Они уныло (или интересно) читают свои лекции, и мало кто заботится о связях дисциплин. Вот физики берут и сразу применяют дифференциальное счисление для решения задач, а чему вас там научили на мат-анализе, это мало кого интересует. Каждый предмет на вашей карте — это остров. И почему-то считается, что это ваша задача построить между островами мосты или хотя бы наладить между ними паромные переправы.

На ваших картах огромные белые пятна морей и океанов, в которых не особенно начнешь бурение, разве что в шельфовой зоне.

  Иногда некоторые районы для вас соединяются практически в одно целое, и вместо моста поднимается архипелаг. В этом момент вы устанавливаете связи между дисциплинами. Постепенно связь становится очевидной и устойчивой, вместо архипелага вырастает суша, по которой вы прокладываете высокоскоростное шоссе. Например, вы четко поняли, что такое производная и как ее можно применять в механике. И бац — у вас появилась четкая связь межу движением тел и дифференциальным исчислением.

Почему в школьной программе дифференциальное исчисление дается отдельно? Почему никогда и нигде не упоминается, как его применять на практике?

Современное образование, по крайней мере у нас в стране, помогает вам открыть и освоить новые острова, но практически не помогает вам открыть и освоить континенты. Связям уделяется очень мало внимания. Истории и логике открытий также уделяется мало внимания. Это скверно.

Лисы и Ежи

Так вернемся к знаниям вширь vs. знаниям вглубь. Если вы начинаете осваивать новую область, сначала лучше составить карту, то есть получить широкие знания. Только так вы сможете вникнуть в тему и найти места, где нужно бурить.

К примеру, изучаете вы программирование. Довольно глупо сразу бросаться в глубокую теорию искуственного интеллекта или лямбда-счисления. Так же глупо бросаться в глубокое изучение какого-либо языка. Для начала надо узнать историю становления отрасли, как все развивалось, какие существуют направления, для чего они нужны и чем занимаются. Какие существуют парадигмы, типы языков, платформы, связи между ними, перспективы развития. Если вы попытаетесь построить карту континента «разработка ПО», вам будет гораздо легче понять, с чего начать. Заинтересовала вас разработка под веб, пожалуйте в мир яваскрипта, функционального программирования, скриптовых языков и языков разметки. Интересен вам геймдев, займитесь AI, языками со строгой типизацией и алгоритмами. Конечно, это не означает, что вы должны игнорировать все остальное, но у вас появляется четкие места, где бурить надо глубоко.

Вначале вам надо быть лисой, а потом превратиться в ежа. Проблема в том, что в современном мире гораздо проще навсегда остаться лисой, чем стать ежом. Я по себе чувствую, что стало гораздо сложнее глубоко прорабатывать выбранную область. Всегда хочется прочитать вот еще этот один блог пост, чекнуть твиттер, отвлечься на интересную статью или книгу. В мире, где информация у тебя на кончиках пальцев, огромные соблазны быть лисой.

Глубокое бурение

Точка выбрана и бур заточен. Как надо бурить? На пути встречаются интересные пласты и горизонты. Если вы доходите до этих пластов, вы никогда не откатитесь назад. А между пластами скважина может и обвалиться. Вы углубляетесь в тему, читаете материал, что-то делаете, и в какой-то момент вещи становятся на свои места. Поздравляю! Вы нашли золото.

В одной книге я прочитал хорошую аналогию. Сначала вы находитесь в темной комнате и изучаете предметы на ощупь. И в какой-то момент включается свет и становится предельно ясно, где что стоит. То же самое происходит в вашей голове. Внезапно включается свет и все разрозненные концепции выстраиваются в четкую картину. Этот момент невозможно забыть и эта четкая картина уже никогда не сотрется. Свет будет гореть все время. Возможно лампочка потускнеет со временем, но не погаснет.

Иногда бывает очень сложно продолжать бурение. Когда ты видишь, что ничего не меняется, что ты долбишь тему несколько месяцев без существенного прогресса, хочется бросить все к чертовой матери и уехать в теплые края. Что делать в этом случае? Ответ один — продолжать. Если бросить один раз, потом бросить другой раз – у вас просто пропадет уверенность в своих силах. Вы будете думать, что ни на что не способны и застрянете на текущем уровне навсегда. Нужно продолжать бурение. Нужно добраться до первого пласта и испытать a-ha!-момент. Нужно включить свет и увидеть предметы в комнате.

Чем отличаются отличные программисты от средних программистов? Возможно только тем, что отличные программисты всегда верили, что могут стать отличными, а средние никогда в это не верили и прекращали бурение. Вера в собственные силы может творить чудеса.

Другой вопрос, если вам не особенно нравится бурение в выбранной точке. Скорее всего, вам надо заняться чем-то другим. Если изучение темы вообще не приносит удовлетворения и, открывая новую книгу, вы сразу проверяете сколько в ней страниц — выбранная тема не для вас. Пройдитесь по вашей карте и найдите другое место. Возможно, вам интересен UX, или автоматизация, или маркетинг. Парочка пробных скважин — и вам станет ясно, где можно попробовать приложить усилия.

Резюме

Итак, как мы учимся? Что надо сделать для более эффективного процесса?
  1. Включить режим лисы и составить карту территории. Наметить несколько мест, с которых стоит начать углубление в тему.
  2. Попытаться понять связи между дисциплинами и последовательность их освоения. На высоком уровне это сделать достаточно просто.
  3. Включить режим ежа и начать прорабатывать тему глубоко. Иногда придется прерываться, и переключаться на смежные темы, иначе более глубокие пласты недостижимы.
Задача хорошего преподавателя — показать ученикам свою карту, объяснить путь и последовательность освоения темы, показать скрытые связи между дисциплинами. Имея на руках такую карту ученик никогда не заблудится.

Я не встретил на своем пути ни одного преподавателя, который бы это сделал. Мне приходится продираться сквозь джунгли самостоятельно, с мачете и факелом, нанося на карту новые территории. Надеюсь, моим детям повезет больше.

3 января 2012, 16:22

2012-01-03

О свободе выбора и выборе свободы / Проблемное поле / Главная - Русский журнал


Литература в Большом городе – 2

Евгения Вежлян

Сложность ситуации в том, что за последние три недели мир, окружающий московского литератора (то есть меня) стал меняться с угрожающей скоростью. Написав «продолжение следует», я на голубом глазу думала, что стану продолжать свою колонку в том же духе, что и начала – неспешно рассказывать читателю о «закулисе» литературной жизни. И что эта самая «закулиса» будет, как и положено «закулисе», интересовать читателя, – причем не только такого, для которого литература – это и профессия, и, вместе с тем, – досуг, но и поклонника киноинтртейнтмента, и завсегдатая консерватории, и убежденного театрала. Но после 10 декабря им всем стало не до досуга. У них появились дела поважнее.

И то, что было бы интересно три недели назад – теперь, вроде бы, уже почти не нужно.

Большой город стал похож на улей, из которого готов вылететь рой пчел. С белыми ленточками на лацканах зимних курток.

Нужна ли пчелиному рою литература? В смысле та, которой была посвящена моя прошлая колонка?

Принимая во внимание, что 10 декабря на Болотной площади я была вместе с одним очень крупным и очень известным (насколько может быть известен автор современной русской прозы, если он – не Пелевин и не Донцова) романистом, кстати говоря – лауреатом Госпремии, а также с коллегой – литературным критиком…

Принимая во внимание, что поближе к сцене мне встретилась группа товарищей, знакомая по литературным салонам. Если бы не выкрики митингующих и дым (я не разобралась, кажется там, ближе к сцене, подожгли фаер, но толпа кричала «Фу», и это быстро потушили), можно было бы подумать, что это народ, по своему обыкновению, тусуется после очередного литературного вечера. Впрочем, рядом с литераторами тусовались преподаватели РГГУ и Высшей школы экономики, а «цеха» в поле современной культуры смешиваются нечасто.

Вообще, публика была практически вся как бы мне знакома. Такое было чувство, что все эти лица я уже где-то видела …

И было неважно – где – в «Фаланстере» или в ОГИ, в Универе или в пединституе, в редакции толстого журнала или на защите диссертации… Могла, впрочем, видеть их всех (и почти в таком же составе) и на Нон-Фикшн. Собственно, когда я пришла с митинга и стала смотреть в почту, то увидела письмо – отчет о Ярмарке. Там было написано, что за 5 дней работы Центральный Дом Художника посетило 34 019 человек. Конечно, даже и тут нельзя поручиться за точность цифр. Но вот 10 декабря на Болотной было немногим меньше. И мне кажется, что это были примерно одни и те же люди.

Это были, то есть, покупатели книг. Посетители открытых лекций. Тусовщики и тусовщицы ОГИ и Винзавода. Авторы ЖЖ-постов и пользователи Фейсбука.

Так вот, принимая все это во внимание….

С десятого декабря всё, что я вижу, возвращает меня к некоторому длинному и давнему размышлению. Начиная с событий на Манежной я все думаю про «мы» и «они», но ни «мы», ни «они» до недавнего времени не наполнялись никаким конкретным смыслом. И вот тут я, кажется, поняла…

…Нет, сначала, я расскажу, как в прошлую субботу пошла осматривать новый книжный магазин «Москва».

Там многим показалось чудно. Вместо привычной тесноты – простор, который лучше всего пересекать на самокатах (каковые имеются). Обычно книжный магазин – это среднее, между складом и библиотекой: теснота между стеллажами, уставленными разнообразной книжной продукцией, жесткая функциональность пространства – купил и уходи; уступи место другому «страждущему знаний». И отсюда – специфический «магазинный невроз»: нужно выбрать все, сразу, точно и в ограниченное время.

В новой «Москве» – скорее, не стеллажи, а витрины. Огромное пространство с витринами, довольно далеко отстоящими. Здесь не просто можно – нужно задерживаться. Долго ходить. Смотреть. Присаживаться и читать. Приходя сюда, ты вместе с книгами покупаешь время. Время общения с себе подобными. По объединяющему вас поводу. Пространство-фильтр, гигантская площадка для междусобойчика. Где все отобрано в согласии со вкусом некоторой группы, которой не нужно объяснять, что такое редакция Елены Шубиной или «Выбор премии Большая книга» (так называются витрины-выкладки). То есть подразумевается, что книгу можно купить и в Интернет-магазине. А в реал-онлайн-книжном те люди, которые покупают книги в интернете, ищут чего-то другого. Большего, чем просто покупка. Ищут «подключения». Подключения к некоторому сообществу, которое «тоже здесь». К релевантному для этого сообщества способу производства смысла. К тому образу жизни, который таким производством задан. И, главное, к легитимному для этого «образа жизни» выбору.

Поэтому, гуляя по полупустому на тот момент (суббота, вечер) помещению новой «Москвы» и думая о «цене вопроса» («ужас как дорого»), я вдруг, как бы без всякой связи, вспомнила людей с Болотной. Да, это они. Это они – потенциальная таргет-группа этого заведения. Это те люди, которые иронически определяют себя как «узкий круг» (в смысле цитаты «узок круг этих революционеров, страшно далеки они от народа»). Которые, видя друг друга в маленьких помещениях на закрытых цеховых мероприятиях, до недавнего времени полагали, что их – мало. Ну, триста, ну, пятьсот. И именно на Болотной выяснилось, насколько их много. «Тусовки» консолидировались и превратились в «социальную прослойку» (группу, класс – сейчас определение не принципиально).

А новая «Москва» – это, в общем, явление симптоматическое. Знак того, что на вот такое – есть запрос. И запрос настолько сильный, что оправдает финансовые риски.

Но вернемся к Болотной. Так что же – из разрозненных тусовок возникла новая интеллигенция?

Так думать проще всего. И переводить вопрос в этическую плоскость («честность, благородство и достоинство – вот оно святое наше воинство» сейчас часто цитируют на Фейсбуке и звучит оно как гимн). Но есть одна тонкость.

Культурный код интеллигенции отстраивался в виду, как сказали бы философы, «возможного другого». В качестве этого «возможного другого» интеллигенция сконструировала для себя «народ». Потому «культурный код» интеллигенции был изначально предназначен для трансляции народу.

Для «новой интеллигенции» как раз фигура «другого» – фигура невозможная. «Тусовка» - это мир, где «все свои». Тусовку объединяет единый код, и этот код – закрытый. То есть, та самая «общая семантика» и «общий выбор», о которых я говорила выше. Именно «выбор», «лайк» прочерчивает тут линию «свой-чужой».

Тусовки могут терпеть (и они терпели), когда перекрывают информационный канал. Потому что у них, тусовок – свои источники информации и свои каналы ее распространения.

Тусовки стерпели бы материальные лишения (и терпели до недавнего времени), потому что главный «капитал» не материальный а все-таки – «символический». Трудиться за небольшие деньги в «культурно легитимном» или за большие – в «сомнительном» месте – вопрос для многих решенный.

Но тусовки не стерпели и вышли на площадь, когда за них сделали выбор. И выбор для них – нелегитимный.

То есть, если у «старых» декабристов свобода была тесно связана с «долгом» (то есть именно с ситуацией, когда выбора нет), то у «новых» – с выбором, по отношению к которому любое «долженствование» вторично. И это – на глубинном, экзистенциально обусловленном, уровне.

«Выборы» были тем фактором, который катализировал в разных «альтернативных сообществах» как бы «точку безальтернативности», дальше которой уже нельзя отступать и «всебячиваться». И «новая интеллигенция» обнаружила, открыла себя, выйдя на площадь.

Ну вот, хотела о литературе, а получилось как всегда в этом декабре – то есть о политике. Но ведь – если поразмыслить – и других читателей у нашей литературы нет. И не предвидится.

И писатели теперь встречаются со своими читателями на площадях нашего города, а не как раньше – в его подвалах.

И цензура вовсю бушует – как в старые недобрые времена. И Акунина вот прижало – хотя казалось бы…

В общем, если и дальше так пойдет, литературная профессия опять вернется в область «высокого». Только сама эта область будет иметь иные, чем раньше, координаты. И критики еще станут говорить о каком-нибудь «новом пафосе».

И что с того, что новая интеллигенция – «закрытый» проект. Нет, она не просто «страшно далека от народа», но и не подразумевает никакого народа, напрямую противостоя власти – не ради кого-то третьего и его «свободы». Нет. Тоньше и сильнее. Ради самой возможности каждому выбрать себе свободу такой, какой он ее видит и понимает. Ну, или не выбрать. Это уже не так важно.

Она защищает самое ценное достижение постсоветского периода и самое, пожалуй, общезначимое – свободу отдельности, ценность частной, неангажированной государственно, жизни. Свободу зависнуть в книжном магазине, пообщаться с друзьями за чашечкой кофе и ничего, ну совсем ничего не купить…


Вы спросите – а как эти вещи связаны? Ответ я нашла случайно и в несколько неожиданном месте. Дело, правда, было в сентябре, в автосервисе, и я тогда еще не знала, что это – ответ. Там лежал, среди прочих глянцев, журнал Citizen K. Он оказался, на удивление, «умным». И вот, наткнувшись на статью поэта Марии Степановой, посвященную на публикацию дневников Любови Шапориной, которые охватывают промежуток с 1920-х по 1960-е годы, я прочла вот это:

«Это-может-произойти-с-каждым – водяной знак, проступающий на каждой странице шапоринского текста. Летопись последовательного вытеснения из жизни определенного человеческого типа страшна сама по себе. Но именно этот тип (пусть без всякого права на то) кажется нам своим. Люба Яковлева-Шапорина с ее прекрасным образованием, пятью языками, домашним европеизмом и любовию к искусству (живопись/театр/переводы) узнала бы себя в девушке из кафе «Жан-Жак» (дизайн/фотография/журналистика) – хотя бы по неготовности к катастрофе, по набору бесполезных знаний и желаний, непригодных для жизни на необитаемом острове. Ее страхи и предрассудки – недальнее эхо наших; мнения и сомнения ее круга почти не нуждаются в переводе на новый русский. И наш обиход, усредненный, урезанный, искаженный, пытается помнить об ином, лучшем, не нами заведенном – а именно память о том, как надо, была для Шапориной неотступной мукой. Как никто, она знала, что ее жизнь прожита не так, ушла в другое русло, в сторону от закона и благодати, и (в отличие от многих) никогда не могла с этим примириться.

Сто лет назад ей было тридцать два, она сидела на залитой солнцем piazza Garibaldi, русская в Риме, счастливая и никому не интересная. У нас пока тоже есть эта возможность и сколько-то времени, чтобы ею воспользоваться
».

Видимо, мы (вот теперь я это слово произнесу) почувствовали, что времени стало катастрофически мало, и решили действовать.

26.12.11 7:50

Возвращение подлинности / Мировая повестка / Главная - Русский журнал


Проспект Сахарова

Илья Кувакин

Движение против нечестных выборов обвиняют в том, что оно не предложило свежих идей или нового идеологического проекта. Эта претензия основывается на ложной посылке. Она исходит из презумпции правоты реальности: с реальностью, то есть с нами, все в порядке, и как только нам предложат нужные идеи, мы станем двигаться в правильном направлении, наша политика будет эффективной и ответственной. На самом деле не в порядке была и все еще остается именно реальность.

У современного протестного движения есть важное сходство с произошедшим более полувека назад отказом от тоталитаризма и важное различие с ним. Это обстоятельство определяется одним принципиальным подобием и одним принципиальным отличием между тоталитарным периодом и последним двадцатилетием.

Тоталитарные режимы не были всего лишь результатом того, что в различных странах в течение короткого времени к власти пришли плохие ребята с неправильными идеями. Они были следствием чрезмерной убежденности в высшие ценности и исторические проекты. Благодаря этой избыточности идеологии воспринимались как безусловные истины, а их представители и носители получали статус исторической безгрешности. Никакое опровержение оказывалось невозможным, поскольку любой аргумент «против» легко превращался в свою противоположность посредством идеологических аргументов исторической целесообразности или такого известного способа рассуждения: враг, который ничем не раскрывает своей враждебности, хуже открытого противника, поскольку хитрее и изощреннее, чем он. Никакая реальность не могла выдержать такой жажды безусловной действительности, подвергаясь насилию и уничтожению.

Избавление от тоталитаризма заключалось прежде всего не в смене идей, а в отказе от безусловной веры вообще в какие-либо идеи, в установлении практик ограничения и самоограничения ради личных прав и свобод. Поколение спустя эта тенденция усилилась, приняв вид постмодернистской деконструкции убеждений и ценностей. В девяностые годы утратил свою актуальность и постмодернизм, уступив место «позитивному отношению к жизни и истории». «Позитивность» не была следствием возвращением веры в ценности. Напротив, она была результатом их окончательного обесценивания. Деконструировать можно только то, к чему вы серьезно относитесь. Постмодернизм ушел в прошлое, поскольку деконструировать стало нечего. Никто больше не пытался «разобрать» красоту, добро и истину, в них просто перестали верить.

Тоталитаризм идеологических проектов стал окончательно невозможен, но только благодаря тому, что единственной возможностью стала невозможность чего-то действительного, подлинного за пределами частных интересов. Вспомните темы, которые последние двадцать лет были интеллектуальными трендами: конец истории, исчезновение политики, исчерпание искусства, неуместность теории. Петер Слотердайк удачно заметил, что подлинной идеологической войной фашизма и коммунизма была борьба против нигилизма.

Если тоталитаризм был воплощением чрезмерной веры в действительность высших идеалов, то господство нигилизма основывается на устранении веры в ценности. Это отличие между нынешним временем и тоталитарной эрой.

Теперь к нам вновь вернулась тотальность. Борьба за индивидуальные права и свободы в определенный момент пережила печальную трансформацию и деградировала до диктатуры частного интереса. Эта диктатура состоит не в прямом и непосредственном отклонении сдерживающих ценностных ограничений и пределов. Во времена «позитивности» такое отрицание воспринимается как неуместное. Частный интерес устанавливает свою безопасность и власть с помощью иных стратегий. Одна из них состоит в стремлении занять такое отстраненное местоположение, которое бы позволяло индивиду оставаться неуязвимым вне зависимости от того, что происходит в окружающей реальности. Вторая стратегия заключается в создании условий и практик, которые бы гарантированно обеспечивали индивиду социальные преимущества и прибыль вне зависимости от его ошибок и преступлений.

Такую стратегию продемонстрировал президент Медведев, когда поставил под сомнение выложенные в интернете видеоролики с нарушениями на избирательных участках на том основании, что они «абсолютно непонятны», да и вообще могут быть заказом «соответствующих структур» и провокациями. Фактически он на практике показал, что происходит, когда обычный россиянин сталкивается с властью или меньшая власть с большей властью – невозможностью ничего доказать и защитить, поскольку как правило, основания и аргументы оказываются недостаточными.

Демонстрируя свое пренебрежение, Медведев не понял, что негодование вызывают не просто фальсификации, а то, что и тогда, когда нарушения становятся известны, обычно находятся контраргументы, препятствующие тому, чтобы они были признаны нарушениями. Власть даже нельзя упрекнуть в том, что она не несет наказания за нарушения, потому что обычно ей ничего нельзя предъявить. Поставив себя в условия, когда малейшие, несущественные детали оказываются достаточными для того, чтобы уклониться от ответственности, власть требует от своих оппонентов совершенных, безукоризненных доказательств их правоты. Показательными были слова Александра Волошина о том, что в фальсификациях виноваты не Путин и Чуров, а «сосед по подъезду», являющийся членом избирательной комиссии. Волошин совершенно не понял того, что возмущение вызвано стремление власти, сосредоточив у себя рычаги управления и воздействия, взваливать вину на кого-то другого.

У массового недовольства, разрушившего Советский Союз, не было своего идеологического проекта. Настроение людей было принципиально антиидеологическим. Главными требованиями стали права личности и обеспеченная жизнь: дайте людям свободу и они сами снизу, стихийно организуют благополучное и развитое общество. Мы на своей истории убедились в ошибочности политического либерализма, верящего, что индивиды, преследующие эгоистические интересы, взаимодействуя друг с другом, начинают создавать ограничивающие взаимовыгодные институты и правила. Жизнь показала другое. Эгоистические индивиды, стремящиеся к обеспеченности и личной свободе, прежде всего создают практики и инструменты, которые предоставляют преимущественные условия для их личного доступа к богатству и минимизируют его для остальных.

Является ли такое поведение характерным только для российской власти? Нет, не является. Оно даже не является особенностью политики в современном мире. Оно относится к общественным практикам, которые были ведущим трендом в девяностые-нулевые годы.

Их описал британский социолог Ричард Сеннет на основе впечатлений от поведения маркетологов и рекламщиков. В те годы в маркетологи и рекламщики шла наиболее продвинутая молодежь, занимаясь созданием симулякров и виртуализацией реальности. Сеннет отметил важный момент самосознания этих реклащиков-интеллектуалов: они говорили: «мы делаем это не потому, что этим следует заниматься, а потому, что нам только это и осталось делать». Он охарактеризовал это поведение как стремление «не позволить чему-либо прилипнуть к тебе». Его специфика состоит в конструировании неопределенности и неконтролируемых сетевых «дыр», позволяющих легко уклоняться от ответственности. Создавались отношения и атмосфера, в которой, говоря словами Сеннтетта, «по-настоящему преуспевают лишь те, кто лучше других улавливает, когда нужно уйти от неприятностей и оставить других "держать мешок", полный дерьма».

К этим же выводам пришли Люк Болтански и Эв Кьяпелло, изучавшие трансформации в производственных отношениях в девяностые годы. Классическое «авторитарное» иерархическое, командное управление, где каждый нес свою меру и вид ответственности, ушло в прошлое. Его сменило разделение на ни за что не отвечающих начальников и работающих подчиненных, коллег-«жертв», находящихся под прессом стать виноватыми за провалы.

Это похоже на политическую систему в России. Трудно не вспомнить об образе Путина как политика, к которому «ничего не прилипает», который может легко стряхнуть с себя всякую грязь. Но ведь эта безнаказанность – характерная черта любого уровня власти в России по отношению к нижестоящей инстанции и гражданам. Неудивительно, что причины, заставляющие нас протестовать против произвола на выборах, те же, что и состояние недовольства, которое описали Болтански и Кьяпелло: «мысль о том, что тебя используют, становится особенно нестерпимой, так как на кону стоит твоя способность выжить в этом мире, где важнее всего возможность реализовать себя».

Движение против злоупотреблений власти не предложило новых идей, оно создало нечто намного более важное – предложило новую действительностью. Ее можно выразить словами Алексея Навального: «Главный наш враг – мистер "Все это бесполезно, мы ничего не решаем" ещё не повержен, но получил серьёзный удар».

Пусть Навальный многих раздражает. Но вот слова умеренного оппозиционера Михаила Барщевского, который, по его признанию, до ареста Навального недолюбливал его на девяносто процентов: «Произошла ментальная революция. Часть населения, которая считала, что от них ничего не зависит, поняла, что от них зависит. В серьезной политике увидели возможность, реальную возможность бороться за власть и влиять на общественное мнение».

Несколько лет назад, в 2003 году, один политолог хвалил россиян за здравомыслие, называя апатию народа нормальным ответом на утрату российской политикой общественного содержания. Он называл заслуживающим уважение то, что большинство граждан не дает забить себе голову такой политикой. Примечателен также текст публициста Владимира Пастухова, опубликованный на сайте Polit.ru 15 августа, в котором было следующее настроение-наблюдение: «Ощущение краха есть лишь в небольшом слое образованного класса. Однако и его воля к сопротивлению полностью парализована. Мы ничего не можем сделать, от нас все равно ничего не зависит, за нас все равно посчитают, будет только хуже, новые не лучше прежних – вот что доносится со всех концов России». Его примечательность в том, что уже спустя три месяца Путин был освистан в «Олимпийском» и буквально за две –три недели в обществе сформировалась социальная среда, настроение которой противоположно отношению типа «от нас ничего не зависит» и «мы на все клали».

Отчуждение российского общества от политики не было только лишь ответом на утрату российской политикой общественного содержания. Цинизм масс был не просто реакцией на цинизм власти, он был ему соразмерен. Он принадлежал той же действительности, что и власть, политика, к которой массы демонстрировали свое равнодушие и презрение. В конце концов, отстраняющийся от реальности цинизм есть один из способов «оставить других держать мешок, полный дерьма».

Теперь апатия и пассивность перестают считаться добродетелью. Апатия сменилась злостью и ненавистью, которая во многом движет массовым протестным движением. Они той же природы, что и страх, который продемонстрировал Иван Давыдов: «Люди еще не поняли, что договариваться теперь, в обозримом будущем, придется не с таинственными врагами за зубчатой стенкой, не с чужими вождями посредством своих, – а между собой. И непонятно, как. И страшно немного об этом думать. Но по-другому уже не получится». Ненависть и страх являются неизбежной реакцией на полное исчезновение Другого, который является моральным и ответственным за вас, даже в его последнем спасительном, но ущербном варианте, который предложил Славой Жижек. Этот страх еще цепляется за мысль о том, что возможны какие-то переговоры с кем-либо. Его источник в боязни признать то, что никаких переговоров ни с кем уже быть не может. Не существует никаких посредников между вами и тем, что нужно делать лично вам самим, как действительному, моральному существу. По-другому на самом деле не получится.

Наша историческая ситуация похожа на XVI век. Тогда тоже исчез в сознании посредник между человеком и Богом - церковь, принадлежность к которой и исполнение требований которой гарантировали спасение. Тогда христианин осознал себя оставшимся наедине с Богом, без всякой сторонней опоры, без поддержки вне своей собственной веры, и испытал ужас.

Разрыв проходит не по линии партийной принадлежности, а по сопричастности новой социальной реальности. Скорее к ней ближе депутат-«единоросс» из Новосибирской области Анатолий Илютенко, еще в сентябре 2010 года призвавший к смене руководства партии, поскольку, по его словам, нынешние начальники доработались до того, что даже члены партии власти на предстоящих выборах будут голосовать за кого угодно, только не за «Единую Россию». Или же владимирские мужики из «Единой России», недовольные фальсификациями на выборах, возмущенные тем, что в областном отделении рулит группа, связанная с Кремлем, ни во что не ставящая местное партийное большинство (видеоролик с их заседания находится по этому адресу. Они ближе новой действительности, чем гламурный нигилист Николай Усков, заявивший о бессмысленности протестного движения, поскольку оно якобы приведет к Ельцину-2, которого сменит Путин-2, поскольку мы обречены пребывать в этом «вечном возвращении». Или чем революционный нигилист Эдуард Лимонов с его патологической страстью к борьбе ради борьбы.

Мы наблюдаем разрыв с прежним общественным состоянием, существовавшим последние два десятилетия. На наших глазах формируется новый социальный порядок, в основе которого лежат не идеологические проекты, но и не их упразднение во имя индивидуальных интересов. В его основе ценности, которые являются одновременно как личностными, так и общественно значимыми: достоинство и законность.

01.01.12 14:03

Мертвая власть и хомяк на распутье / Мировая повестка / Главная - Русский журнал

Мертвая власть и хомяк на распутье / Мировая повестка / Главная - Русский журнал
Итоги года
Иван Давыдов

Подводить сейчас «итоги политического года в России» - занятие не то, чтобы даже неблагодарное, а попросту странное.

Во-первых, декабрь зачеркнул все. Год сжался в месяц. До митинга на Чистых политику приходилось изобретать, выдумывать, выискивать, вычитывать между строк. Теперь политика – вокруг, и даже уже немного утомила. С непривычки-то.

Во-вторых, какие итоги? Декабрь подвел итог не году, а десятилетию. Десять (ну, как минимум, восемь) лет в стране целенаправленно и последовательно выстраивалась политическая система, раздражавшая, конечно, людей свободолюбивых, вроде нас с вами, но имевшая внутреннюю логику и определенный смысл. Систему эту сдали, сломали, перечеркнули прощальным посланием президента, пообещав взамен нечто вообще неудобоваримое, находящееся вне логики и за гранью смысла. На запросы протестующих власть не ответила, зато разброд и шатание в умы сторонников внесла.

И, конечно, нельзя не заметить, что главный архитектор помянутой выше системы назначен теперь коверным вице-премьером по клоунаде и жонглированию. Инновациям и модернизации. Не важно. Это одно и то же.

Но если эта самая система, как выяснилось, никакой ценности даже для людей, годами ее строивших, не представляет, и может быть молниеносно принесена в жертву желанию успокоить митингующих, то какой смысл нам, рядовым гражданам подводить итоги ее многолетнего функционирования? Умерла – так умерла.

Хотя нет, один итог имеется. Очень даже важный. Вступив без внятного повода в торг с пустотой (мы ведь понимаем, что губернаторские выборы с фильтром и сумбур вместо одномандатников – предложения для никого), российская власть раскрыла некоторые свои тайны. О которых, впрочем, многие и так догадывались. Прежде всего, власть знает о своей нелегитимности, помнит о выборах всех уровней, результаты которых раз за разом подгонялись под процент, спланированный заранее. Оттого и возникает паника всегда, когда власть натыкается на внешний, физический, наглядный, что ли, протест. Если протестуют несколько сотен (как в случае с акциями 31) – паника выливается в жестокость; если на улицу выходят тысяч десять человек (как в случае с законом о монетизации льгот) – власть трусливо коверкает собственные, продуманные, вроде бы, неслучайные решения. Если речь о нескольких десятках тысяч (а ведь это тоже, положа руку на сердце, пустяки, мы помним, что живем в довольно большой стране) – власть готова сама себя сломать самосохранения ради. Так попавшая в капкан лиса отгрызает лапу.

Ирония ситуации в том, что наш капкан нарисован студентом на самодельном плакатике.

И отсюда – еще один вывод, куда более для власти неприятный. У этих людей – и тут совершенно не важны гипотетические конфигурации конкурирующих кланов, это общеродовой признак, – нет на самом деле цели. Нет претензий на будущее. В их модели будущего – только один принципиальный пункт: они, то есть именно они, пофамильно, списком, данные конкретные люди, – должны у власти сохраниться. А строить тут суверенную демократию, развитой авторитаризм, недоразвитую монархию, – не суть.

И ради сохранения кресел можно жертвовать чем угодно. Собственно, политическую часть послания Медведева можно было бы уложить, не утомляя занятых людей в зале, в одно или два предложения: «Дайте нам посидеть на своих креслах. Хотя бы еще пять лет. Мы переназовемся, поменяемся местами, вообще, сделаем все, чтобы вы не прогнали нас. Не гоните».

И это все называется – капитуляция. Не перед конкретными митингующими, конечно, а перед вызовами истории. Это значит, что скоро, то есть в обозримом будущем, через три месяца или пять лет, здесь будет другая власть. А нынешние люди, продолжающие оккупировать телевизор, – они не настоящие. В том смысле, что к будущему, а значит, и к настоящему, отношения уже не имеют. Они в прошлом
.

Если верить Марку Твену, Гекльберри Финн бросил читать Библию, когда выяснил, что все ее герои умерли. «Российскую газету» скоро перестанут читать по тем же причинам. Так что вернемся от мертвых людей к живым, и попробуем понять, зерна чего прорастают сейчас в будущее.

Это будет, если нить рассуждения не вовсе еще потеряна, в-третьих. Не итоги, не года, и не только в России. В России просто все нагляднее.

Говорят, политические протесты декабря показали, что в России есть общество. Пытаясь его описать, добавляют эпитет «гражданское», который ничего не проясняет. Прикрываются данными социологических опросов. Доброжелатели рассуждают о росте сознательности, хулители – о революции сетевых хомяков.

И знаете, правы-то, на беду свою, хулители.

На площади сегодня вышли люди, воспитанные социальными сетями. Интернет, вопреки прогнозам, не создал нового мира, но воспитал новых людей, которые, не умея этот мир описать, его, тем не менее, взыскуют. Из социальных сетей выползли, щурясь, на светлые площади люди, которые привыкли к существованию в коммуникационной среде без иерархий. В мире, где Вася Пупкин может зайти в дневник Саши Пушкина, и, ознакомившись с очередной главой «Евгения Онегина», сообщить посредством общепринятой аббревиатуры, что креатив – так себе, да и автор умом не блещет.

Это даже если не особо утрировать.

Нет, конечно, в этом, вроде бы, особой новости не отыскать. Бабкин, «друг, суровый критик» из стихотворения Саши Черного давно на полях Сенеки написал «Чушь!» Разница в том, что у Сенеки не было шансов узнать о рецензии Бабкина.

В мире без иерархий все вообще суждения не ценны даже, а равноценны. Это, если подумать, предельное развертывание европейского гуманизма. В этом мире все люди равны. И теперь этот мир начинает предъявлять права на реальность. Входить с этой реальностью в конфликт. В первую очередь, естественно, – в сфере политического. То есть, в сфере мнений. То есть в той сфере, которую считает своей.

Новых людей легко объединить на почве ненависти, запустив реальную версию популярного в интернете развлечения – травли. Протестанты на митингах – в Москве, как подозреваю, в Египте, как на Уолл-стрит, – объединены энергией ненависти. Допустим, ненависть эта не на пустом месте выросла. Люди, которые ее вызывают, должны из политики уйти, уйдут так или иначе, о чем смотрите выше.

Но дальше? Дальше начинается интересное. Сто тысяч митингующих новых людей – это сто тысяч образов будущего, не сводимых к общему знаменателю. Именно поэтому «вожди», пытающиеся заработать политические дивиденды, оказываются абсолютно неадекватными происходящему. Именно поэтому свистят с равной энергией практически всем.

Кстати, еще пара митингов, – и Навальному тоже будут свистеть.

Протестующий – человек года по версии журнала «Тайм» – предъявляет запрос не на политическую реформу, не на смену даже конкретных персонажей, слишком надоевших. Он предъявляет запрос на новую форму политической коммуникации, в которой нет места ни вождям, ни, похоже, даже партиям, в которой каждый – буквально, каждый, – претендует на то, чтобы быть услышанным.

Он рос в интернете, ему это утопией не кажется. Он, в конце концов, боролся, ставил при упоминании президента хэштег «жалкий» и обличал жуликов с ворами посредством юзерпика.

Он не в меньшей степени, чем те, кто стоит над ним, на трибуне, заслужил право на власть, право на будущее. Кстати, здесь нет иронии.

Люди, стоящие на трибунах, пока еще не хотят замечать, что перед ними – не электорат, не толпа, не масса, а конгломерат привыкших осознавать предельную свою значимость одиночек. Но это значит, что люди, стоящие на трибунах – точно такие же люди из прошлого, как и те, кого они в зажигательных, выстроенных по канонам прошлого века речах клеймят.

Вожди не готовы превращаться в менеджеров, от которых всего и требуется, что обеспечить удобную площадку для переговоров. А люди еще не поняли, что договариваться теперь, в обозримом будущем, придется не с таинственными врагами за зубчатой стенкой, не с чужими вождями посредством своих, – а между собой.

И непонятно, как. И страшно немного об этом думать.

Но по-другому уже не получится
.

***

По проспекту Сахарова на митинге 24 декабря бродил, среди прочих, человек с плакатиком «Хомяк расправил плечи».

Все так. Хомяк расправил плечи, и этого оказалось достаточно, чтобы сильно погнуть клетку, которая еще вчера казалась прочной неимоверно.

Стоит теперь в своей испорченной темнице не без растерянности, и смотрит в пространство. Где-то там – другие хомяки.

29.12.11 6:40

2012-01-02

Мирное шествие за честные выборы. 4 февраля 2012 г.


Садовое кольцо, Новый Арбат
Описание
Мы были на Чистых прудах, на Болотной площади и на проспекте Сахарова и обещали прийти еще. Мы возвращаемся 4 февраля. Через два месяца после того, как они украли наши голоса. И ровно за месяц до 4 марта — дня президентских «выборов». Отличная дата, чтобы нам увидеться снова.

В феврале холодно стоять на одном месте, поэтому мы пойдем – пойдем мирным шествием — по Садовому кольцу и Новому Арбату.

Согласно российским законам заявка на шествие — так же, как и на митинг — носит уведомительный характер, заявка будет подана в конце января.

Друзья, обязательно нажмите кнопку "мне нравится/like" в верхнем правом углу страницы: http://www.facebook.com/moscow.comes.back., именно там будут оперативно появляться все новости от организаторов, там удобно обсуждать происходящее и делиться впечатлениями. И там неуютно троллям и провокаторам, так как от них легко избавляться

2011-12-30

Выборы как бетонный самолёт - Максим Трудолюбов

ВЕДОМОСТИ - Максим Трудолюбов: Выборы не только средство, но и цель
Максим Трудолюбов: Выборы не только средство, но и цель

Vedomosti.ru

30.12.2011, 00:01

Идея, облетевшая всю Россию в конце года, — честные выборы. Это требование объединяет многих, потому что под ним легко подписаться: речь ведь не о самом выборе, не о правом и левом, не о консерватизме или либерализме, а о процедуре. Точнее, о честной игре: принимать участие в ней должны честные игроки, судить ее должны честные арбитры, а зрители-участники должны после матча отправиться домой довольными. Довольными они уйдут, если будут по дороге спорить не о том, кому подсудил арбитр, кого несправедливо удалили, а о том, кто показал наилучшую игру, а кто наихудшую.

Простое сравнение и простое требование: выборы — игра, значит, судить нужно по правилам. Но на самом деле это требование из разряда невозможных — тех, которые «будьте реалистами, требуйте невозможного». Об этом можно спорить, но я бы сказал, что честных выборов в России не было никогда. Потому что если разложить идею честных выборов на составляющие, то выяснится, что для их проведения многое придется поменять в институциональном устройстве страны и создать то, чего в нашей стране еще не было. Начнем с соблюдения правил.

Теоретически можно сделать так, чтобы правила честно исполнялись в одной только выборной области, а в остальных привычно нарушались. Но тогда мы получим честного победителя, который сразу после выборов окажется в руках беззаконной элиты. Выигравший будет подкуплен или иным образом убран с пути. А если выиграет лидер элиты, то продолжит работать на своих и останется неподотчетным гражданам. В реальности честные выборы в беззаконной системе все-таки невозможны. Правила должны распространяться на всех и вся — и не только в короткий выборный период. Без главенства права и правил к выборам не будут допущены все, кто этого достоин, не будет подотчетности победителей народу, не будет защиты победителей и проигравших. Без главенства права выборы не имеют смысла. Страны с такими выборами иногда называют электоральными демократиями. Но и это натяжка.

Теперь о судьях. Чтобы выборы были честными, избирательные комиссии и суды должны быть непредвзятыми. Они должны иметь власть признавать нарушения, наказывать за них, а значит, не должны зависеть от какой-то одной политической силы и от государства. Независимый избирком и независимый суд не могут вырасти сами под влиянием сил природы. Не будет их назначать и беззаконная элита. Когда Владимир Путин говорит, что подарит народу честные выборы, он дает невыполнимое обещание. Он вручную управляет доставшимися ему рычагами контроля и извлечения сверхприбыли. «Дать народу честные выборы» — значит допустить к этим рычагам всех остальных. Это может случиться только как результат столкновений или переговоров между держателями и соискателями власти. Независимость сама не рождается — это всегда результат конфликта и торга, а значит, его участники должны обладать весом и уметь отстаивать свои позиции. Если одна из сторон слишком преобладает, никаких честных арбитров на выборах не будет.

Значит ли это, что нужно опустить руки? Конечно нет. Требовать честных выборов и использовать все предусмотренные законом (пока в нынешнем несовершенном виде) механизмы, чтобы сделать их честнее, необходимо. Но результат придет не сразу. Нужен постоянный процесс улучшения представительства, т. е. работа, направленная на то, чтобы интересы граждан все лучше отражались в политике государства. Мы выбираем, победители работают, мы оцениваем их работу и выбираем снова. Новые люди работают, и мы снова проверяем их. И так все время.

В сегодняшней политической системе России выборы — это инструмент, рычаг власти. Если сравнить настоящие выборы с самолетом, то у нас — имитация, внешне похожая на самолет, но отлитая из бетона, летать она не может. Именно это должно измениться. Но нужно понимать, что превращение бетонного самолета в настоящий — институциональное изменение. То есть оно напрямую затрагивает интересы правящей беззаконной элиты. Поэтому добиваться такого изменения трудно. Но нужно. Потому что государство в России, независимо от того, кто в большинстве — левые или правые, — должно стать современным. То есть оно должно из хозяина превратиться в слугу.

И вот в таком государстве уже и правила будут соблюдаться, и арбитры будут честными. Именно поэтому выборы не только средство, но и цель.

Автор — редактор отдела «Комментарии»
Эта публикация основана на статье «Республика: Выборы не только средство, но и цель» из газеты «Ведомости» от 30.12.2011, №248 (3014)

Мотором современного развития являются невежество и мракобесие : domestic_lynx

Мотором современного развития являются невежество и мракобесие : domestic_lynx

НЕВЕЖЕСТВО И МРАКОБЕСИЕ

domestic_lynx
18 ноября, 21:28

 Меня пригласили на конференцию на экономическом факультете МГУ, в рамках ломоносовских торжеств. Разговор пойдёт об интеллекте – интеллектуальной экономике, интеллекте как факторе развития, экономике знаний и т.п. Эта тема мне очень близка. Вот о чём я скажу на этом чрезвычайно интеллектуальном собрании.

 НЕВЕЖЕСТВО И МРАКОБЕСИЕ – МОТОР СОВРЕМЕННОГО РАЗВИТИЯ

 Профессор Катасонов рассказал в ЛГ. Он любит задавать студентам такой вопрос: «Что является главным ресурсом современной экономики?» Ответы разные: нефть, деньги, знания. И всё мимо. «Главный ресурс современной экономики, - торжественно возглашает профессор, - это дурак. Ему можно впарить всё». Смех в зале.
 Забавно, правда? А на самом деле это не шутка, а, как говаривал Остап Бендер, «медицинский факт». Мотором современного развития являются невежество и мракобесие.

 «ОСТАНОВИМ ЕЁ И РАССПРОСИМ: «КАК ДОШЛА ТЫ ДО ЖИЗНИ ТАКОЙ?»

 Человечество достигло максимума своей научно-технической мощи в 60-е годы ХХ века. После этого ничего радикального в науке и технике не произошло. Движущей силой этого развития была ракетно-ядерная гонка. Символом и апофеозом научно-технической мощи был выход человека в Космос.

 В это время научная профессия была самой модной и престижной, бородатые физики были героями книг и фильмов, их любили девушки, им подражали «юноши, обдумывающие житьё». Я помню, насколько был моден Космос в моё детство – в 60-е годы. Мы знали на память всех космонавтов, я, помнится, выпускала стенгазету с заголовком, которым очень гордилась: «Новая веха космической эры – радиограмма с далёкой Венеры».

 Был огромный спрос на инженеров-физиков, математиков. Именно физик был в те времена современной версией «добро молодца». Каждая эпоха порождает свою версию героя нашего времени – так вот тогда это был учёный–физик. Лучшие, умнейшие поступали матшколы, а потом в какой-нибудь МИФИ или МФТИ. Очевидно: чтобы один стал мировым чемпионом, тысячи должны начать играть в футбол в дворовой команде. Точно так и чтобы один совершил мировое открытие, мириады должны выйти на старт: прилично учить физику-математику, морщить лоб над задачкой из журнала «Квант», стремиться к победе в районной олимпиаде. И все эти занятия должны быть модными, уважаемыми, престижными. Так тогда и было. Быть умным считалось модно. В моё детство был альманах «Хочу всё знать!» - там писали по большей части о науке и технике. И дети в самом деле хотели это знать.

 Уже в 70-е годы словно закончилось горючее в ракете и она вышла на баллистическую орбиту. Всё шло вроде по-прежнему, но шло по инерции, душа мира ушла из этой сферы жизни. Напряжение ракетно-ядерной гонки начало сходить на нет. Постепенно ядерные сверхдержавы перестали взаправду бояться друг друга и ожидать друг от друга ядерного удара. Страх стал скорее ритуальным: советской угрозой пугали избирателей и конгрессменов в Америке, а «происками империализма» - в СССР. То есть гонка вооружений продолжалась: большое дело вообще обладает колоссальной инерцией, просто так его не остановишь: вон у нас советская жизнь до сих пор не до конца развалилась. (Я имею в виду и техническую инфраструктуру, и броделевские «стркутуры повседневности»).

 Гонка вооружений продолжалась, но такого, чтоб министр обороны США выбросился из окна с криком: «Русские идут!» - такого уже быть не могло. Гонка вооружений со временем утратила свою пассионарность, стала делом не боевым, а всё больше бюрократическим.

 Научно-технические требования правительств к своим научным сообществам понижались. Политическое руководство уже не говорило учёным, как тов. Берия тов.Королёву, сидя в укрытии на атомном полигоне: «Если эта штука не взорвётся, я тебе голову оторву!».

 Соответственно и научная профессия, оставаясь по-прежнему престижной, всё более и более становилась просто одной из профессий, не более того.

 Из анналов истории нашей семьи. Отец и дядя моего мужа на рубеже в начале 50-х годов поступили в институты: мой свёкор в Бауманский, а его брат – в МГИМО. Так вот тот, кто поступил в Бауманский, считался в своём окружении более удачливым и. так сказать, крутым, чем тот, кто поступил в МГИМО. Уже в моё время, в 70-х годах, шкала престижа изменилась на обратную.

 Проявлением этого нового духа оказалась знаменитая Разрядка напряжённости, под знаком которой прошли 70-е годы. Всерьёз в военную угрозу никто не верил, не строил бункеры в огороде, не запасался противогазами. Тогда восторженные певцы Разрядки говорили, что это – истинное окончание Второй мировой войны, истинный переход к миру. Вполне возможно, в духовном, психологическом смысле именно так и было.

 Соответственно и мода на науку, на естественно-техническое знание, на научный образ мышления – постепенно сходила на нет. Наука ведь не способна развиваться на собственной основе, из себя. Задачи ей всегда ставятся извне. В подавляющем большинстве случаев это задачи совершенствования военной техники. Из себя научное сообщество способно породить только то, что называется «удовлетворением собственного любопытства за казённый счёт».

 В 60-70-е годы научный способ мышления (т.е. вера в познаваемость мира, в эксперимент и логическую его интерпретацию) всё больше уступала месту разного рода эзотерическим знаниям, мистике, восточным учениям. Рационализм и свойственный науке позитивизм стал активно расшатываться. В Советском Союзе это официально не дозволялось, что только подогревало интерес. Великий бытописатель советского общества Юрий Трифонов запечатлел этот переход в своих «городских» повестях. Инженеры, научные работники – герои его повестей - вдруг дружно впадают в мистику, эзотерику, организуют спиритические сеансы. На Западе в это же время распространилась мода на буддизм, йогу и т.п. учения, далёкие от рационализма и научного подхода к действительности.

 Это было одной и предпосылок того, что произошло дальше. Были и другие мощные предпосылки.

 «ЖИТЬ СТАЛО ЛУЧШЕ, ЖИТЬ СТАЛО ВЕСЕЛЕЙ»

 Примерно в 60-е годы прогрессивное человечество настигла своеобразная напасть.

 Примерно в 60-70-е годы в ведущих капиталистических странах случилось то, чего не оно, человечество, не знало с момента изгнания из рая. То, что об этом никто не трубил и не трубит, лишний раз подтверждает неоспоримое: и в своей маленькой жизни, и в общей жизни человечества люди отцеживают пустяки, а большое и главное – даже не замечают. Так что же такое случилось?

 Случилось страшное.

 Базовые бытовые потребности подавляющего большинства обывателей оказались удовлетворенными.

 Что значит: базовые? Это значит: естественные и разумные. Потребности в достаточной и здоровой пище, в нормальной и даже не лишённой определённой красоты одежде по сезону, в достаточно просторном и гигиеничном жилье. У семьи завелись автомобили, бытовая техника.

 Ещё в 50-е и в 60-е годы это было американской мечтой – мечтой в смысле доступным далеко не всем. В Англии 50-х годов даже родилось такое слово subtopia – склеенное из двух слов «suburb» (пригород) и «utopia»: мечта о собственном домике в пригороде, оснащённым всеми современными удобствами.

 Пару лет назад назад блогер Divov разместил в своём журнале интересный материал на эту тему. Это перевод фрагмента воспоминаний о жизни в Англии, в провинциальном шахтёрском городке рубежа 50-х и 60-х годов. Так вот там на весь городок была одна (!!!) ванная, «удобства» у всех жителей были на дворе, содержимое ночных горшков к утру покрывалось льдом, мама стирала в корыте, фрукты покупались только когда кто-то заболевал, а цветы – когда умирал.

 Так вот достаточный житейский комфорт и обеспеченность стали доступны примерно двум третям населения в конце 60-х – начале 70-х годов. С напряжением, с изворотами, но – доступны. Речь, разумеется, идёт о «золотом миллиарде».

 Прежде этого не было никогда в истории и нигде в мире! До этого нормой жизни простолюдинов была бедность. И повседневная напряжённая борьба за кусок хлеба. Так было во всех – подчёркиваю: всех! – странах мира. Перечитайте под этим углом зрения реалистическую литературу от Гюго и Диккенса до Ремарка и Драйзера, почитайте «Римские рассказы» 50-х годов итальянского писателя Альберто Моравиа – и вам всё станет ясно.

 И вот всё дивно изменилось. Нормальный, средний работающий обыватель получил сносное жильё, оснащённое современными удобствами и бытовой техникой, он стал прилично питаться, стал покупать новую одежду.

 Мне доводилось беседовать с пожилыми европейцами, которые помнят этот тектонический сдвиг, этот эпохальный переход, этот … даже и не знаю, как его назвать, до того он эпохальный. Помню, один итальянец рассказывал, как после войны у него была мечта: съесть большую тарелку щедро сдобренных сливочным маслом макарон. А в на излёте 60-х годов он вдруг обнаружил, что «non mi manca niente» - дословно «у меня ничего не отсутствует». А это ужасно! Что же получается? Человек отодвигает тарелку и говорит: «Спасибо, я сыт»? Что же дальше?

 Иными словами, модель развития, основанная на удовлетворении нормальных потребностей на заработанные людьми деньги, исчерпала себя. У людей не было и не предвиделось ни роста наличных денег, ни роста потребностей. Бизнес мог расти только с ростом населения, которое тоже как назло прекратило рост в развитых странах.

 Достоевский в «Подростке» пророчил. Наестся человек и спросит: а что же дальше? Смысл ему жизни подавай. Или иные какие цели.

 Но в реальности спросил не человек. Его опередили. Опередил глобальный бизнес. Он первый спросил «Что дальше?» и первый нашёл ответ.

 Капитализм не может существовать без экспансии. Глобальному бизнесу нужны новые и новые рынки сбыта. И эти рынки были найдены. Они были найдены не за морями (там уже было к тому времени нечего ловить), а В ДУШАХ ЛЮДЕЙ.

 Капитализм начал уже не удовлетворять, а создавать всё новые, и новые потребности. И триумфально их удовлетворять. Так, операторами сотовой связи создана потребность непрерывно болтать по телефону, фармацевтическими корпорациями – потребность постоянно глотать таблетки, фабрикантами одежды – менять её чуть не каждый день и уж во всяком случае – каждый сезон.

 Можно также создавать новые опасности – и защищать от них с помощью соответствующих товаров. Защищают от всего: от перхоти, от микробов в унитазе, от излучения сотового телефона. Как маркетолог могу сказать, что на российском рынке лучше всего идёт модель «бегство от опасности».

 На первый план вышел маркетинг. Что такое маркетинг? В сущности, это учение о том, как впендюрить ненужное. То есть как сделать так, чтобы ненужное показалось нужным и его купили. Почему маркетинга не было раньше, в ХIХ, положим, веке? Да потому, что нужды в нём не было. Тогда производились нужные товары и удовлетворялись реальные потребности. А когда нужно стало выдумывать потребности ложные – вот тогда и понадобился маркетинг. Такова же роль тотальной рекламы.

 Маркетологи испытывают профессиональную гордость: мы не удовлетворяем потребности – мы их создаём. Это в самом деле так.

 Для того чтобы люди покупали что попало, разумные доводы отменили. Поскольку речь идёт о навязанных и ложных потребностях – рационально обсуждать их опасно. Очень легко может оказаться, что они – ложные, а то, о чём, говорят, не существует в природе и вообще не может существовать в силу законов приоды. Навязывание потребностей происходит строго на эмоциональном уровне. Реклама апеллирует к эмоциям – это более низкий пласт психики, чем разум. Ниже эмоций – только инстинкты. Сегодня реклама всё больше апеллирует прямо к ним.

 Для того, чтобы процесс шёл бодрее, необходимо устранить препятствие в виде рационального сознания, привычек критического мышления и научных знаний, распространённых в массах. Очень хорошо, что эти привычки и знания стали расшатываться ещё на предыдущем этапе. Всё это мешает глобальной экспансии капитализма! Это мешает продавать горы ненужных и пустых вещей.

 Вообще, включать критическое и рациональное мышление сегодня – не требуется. Это не модно, не современно, не trendy. С.Г. Кара-Мурза постоянно говорит о манипуляции сознанием (собственно, одноимённая книжка и принесла ему известность). Это не совсем так. Глобальный капитализм замахивается на задачу более амбициозную, чем манипуляция сознанием. Манипуляция сознанием – это всё-таки точечное жульничество, разовая подтасовка. А сейчас речь идёт о глобальном формировании идеального потребителя, полностью лишённого рационального сознания и научных знаний о мире. Известный философ Александр Зиновьев верно сказал, что идеальный потребитель – это что-то вроде трубы, в которую с одного конца закачиваются товары, а из другого они со свистом вылетают на свалку.

 Кто такой идеальный потребитель? Это абсолютно невежественный, жизнерадостный придурок, живущий элементарными эмоциями и жаждой новизны. Можно сказать, не придурок, а деликатнее – шестилетний ребёнок. Но если в тридцать лет у тебя психика шестилетнего – ты всё рано придурок, как ни деликатничай. У него гладкая, не обезображенная лишними мыслями физиономия, обритая бритвой «жилет», белозубая улыбка, обработанная соответствующей зубной пастой. Он бодр, позитивен, динамичен и всегда готов. Потреблять. Что именно? Что скажут – то и будет. На то он и идеальный потребитель. Он не будет ныть: «А не что мне новый айфон, когда я старый-то не освоил? И вообще мне это не надо». Ему должно быть надо – всё. Схватив новую игрушку, он должен немедленно бросать прежнюю.

 Он должен постоянно перекусывать, испытывая «райское наслаждение» и при этом героически бороться с лишним весом. И при этом не замечать идиотизма своего поведения. Он должен постоянно болтать по телефону, и при этом исступлённо экономить на услугах сотовой связи. Он должен (это уже скорее – она) непрерывно защищать своих близких от микробов, что вообще-то совершенно не требуется и даже вредно. И главное, он должен верить – верить всему, что ему скажут, не требуя доказательств.

 Вообще, самый феномен рационального доказательства, который когда-то был большим достижением античной цивилизации и с тех пор неразрывен с мыслящим человечеством, на глазах угасает и грозит исчезнуть. Люди уже не испытывают в нём потребности.

 СМИ – ВИРТУАЛЬНЫЙ «ОСТРОВ ДУРАКОВ»

 Для воспитания позитивного гедониста – идеального потребителя, который непрерывно радует себя покупками, обжирается и при этом активно худеет, не замечая нелепости своего поведения, необходима повседневная целенаправленная работа по оболваниванию масс.
 Главнейшую роль в этом деле играет телевидение как наиболее потребляемое СМИ, но этим дело не ограничивается.
 Потребление не сказать «духовного», но скажем: «виртуального» продукта должно тоже непрестанно радовать или, во всяком случае, не огорчать затруднительностью, непонятностью, сложностью. Всё должно быть радостно и позитивно. Любая информация о чём угодно должна низводить всё до уровня элементарной жвачки. Например, любые великие люди должны представать как объект кухонных пересудов, как такие же простые и глуповатые, как сами зрители, и даже не сами зрители, а как те идеальные потребители, которых из зрителей планируется вырастить.
 Ни о чём потребитель не должен сказать: «Этого я не понимаю» или «В этом я не разбираюсь». Это было бы огорчительно и не позитивно.

 Когда-то М.Горький писал, что есть два типа подхода к созданию литературы и прессы для народа. Буржуазный подход – это стараться опустить тексты до уровня читателя, а второй подход, советский, – поднять читателя до уровня литературы. Советские писатели и журналисты, - считал Горький, - должны поднимать читателя до уровня понимания настоящей литературы и вообще серьёзных текстов. Современные СМИ не опускаются до наличного уровня читателя – они активно тянут этого читателя вниз.

 Всё шире распространяются книжки-картинки, но не для трёхлетних, как это было всегда, а для взрослых. Например, удачное издание этого типа – последний период новейшей истории СССР и России в картинках от телеведущего Парфенова.

 В сущности, современные СМИ – это виртуальный Остров Дураков, блистательно описанный Н.Носовым в «Незнайке на Луне». Мне кажется, что в этой сатире автор поднимается до свифтовской высоты. Речь в этом замечательном тексте идёт, кто забыл, вот о чём. На некий остров свозят бездомных бродяг. Там их непрерывно развлекают, показывают детективы и мультики, катают на каруселях и др. аттракционах. После некоторого времени пребывания там, надышавшись отравленным воздухом этого острова, нормальные коротышки превращаются в баранов, которых стригут, получая доход от продажи шерсти.

 Наши СМИ исправно поставляют заказчикам баранов для стрижки.

 Заказчики в узком смысле – это рекламодатели, а заказчики в широком смысле – это глобальный бизнес, для которого необходимы достаточные контингенты потребителей. Как советская пресса имела целью коммунистическое воспитание трудящихся, точно так сегодняшние СМИ имеют целью воспитание идеальных потребителей. Только совершенно оболваненные граждане способны считать целью жизни непрерывную смену телефонов или непрерывную трату денег на радующие глаз пустяки. А раз это так – граждан нужно привести в надлежащий вид, т.е. оболванивать.

 Оболванивание начинается со школы, с детских журналов с комиксами, которые купить можно везде, в то время как более разумные журналы распространяются только по подписке и нигде не рекламируются. Я сама с удивлением узнала, что издаются газеты и журналы нашего детства «Пионерская правда», «Пионер». Но они нигде не проявляют себя, школьники о них не знают, это что-то вроде подпольной газеты «Искра». Этих изданий (качество которых тоже не идеально, но вполне сносно) нет ни в школьных библиотеках, ни в киосках, их вообще нет в обиходе. В результате большинство детей читают только фэнтези, что готовит их к восприятию гламурной прессы, дамских и детективных романов и т.п.

 Результатом такой целенаправленной политики является невозможность и немыслимость никакой серьёзной дискуссии в СМИ, вообще никакого серьёзного обсуждения чего бы то ни было. Даже если бы кто-то такое обсуждение и затеял, оно бы просто не было никем понято и поддержано. Американские специалисты установили, что нормальный взрослый американец-телезритель не способен воспринимать и отслеживать последовательное развёртывание какой-либо темы долее трёх минут; дальше он теряет нить разговора и отвлекается. Относительно нашей аудитории данных нет. Сделаем лестное для нашего патриотического чувства предположение, что наши в два раза умней. Тогда они могут слушать не три минуты, а, например, шесть. Ну и что? О каком серьёзном обсуждении может вообще идти речь?

 Характерно, что даже люди с формально высоким уровнем образования (т.е. имеющие дипломы) не ощущают необходимости в рациональных доказательствах какого бы то ни было утверждения. Им не требуются ни факты, ни логика, достаточно шаманских выкриков, вроде получившего в последнее время широкое хождение универсального способа аргументации: «Это так!»

 На своих занятиях с продавцами прямых продаж (практически все с высшим образованием, полученным ещё в советское время – учителя, инженеры, экономисты, врачи) я многократно убеждалась: людям не нужна аргументация. Она только занимает время и попусту утяжеляет выступление. Аргументированное выступление воспринимается как нудное. «Вы скажите, как оно есть, и дело с концом». Гораздо лучше всяких аргументов воспринимается то, что Руссо называл «эмоциональными выкриками» и приписывал доисторическим дикарям.

 Привычка созерцать любимых телеведущих формирует представление (возможно, неосознанное): главное не что говорится, а главное – кто говорит. Если говорит человек уважаемый, любимый, симпатичный – всё принимается за истину, «пипл схавает». Люди испытывают потребность видеть «говорящую голову» на телеэкране, восприятие даже простого текста в печатном виде очень трудно. Недаром многие мои слушатели охотно приобретают видеозаписи моих выступлений, хотя гораздо проще (с точки зрения традиционной) их прочитать.

 ЧЕМУ УЧАТ В ШКОЛЕ?

 В простоте своей министр Фурсенко проболтался: цель образование – воспитание культурного потребителя. И современная школа – средняя и высшая – постепенно подтягивается к данной задаче. Не сразу, но подтягивается.

 Чему сейчас учат? Как себя вести в социуме, как вписаться в коллектив, как сделать видеопрезентацию или написать CV. А физика с химией – это нудьга, совок, прошлый век.
 Не так давно на шоссе Энтузиастов висел билборд, изображающий симпатичную «молекулу серебра», содержащуюся уж не помню в чём – кажется, в дезодоранте-антиперспиранте. Идиотизм этой рекламы среди трудящихся моей компании заметила только одна пожилая женщина – инженер-химик по дореволюционной профессии. Потом билборд сняли.

 Знать, в смысле держать в голове, – учат нас – ничего не надо. Всё можно посмотреть в Яндексе. Это очень продуктивная точка зрения. Если человек ничего не знает, то ему можно впарить всё. А пустая голова очень хороша для закачивания в неё подробностей тарифных планов или свойств разных сортов туалетной бумаги.

 В этом деле достигнуты огромные успехи. Мне иногда приходится беседовать с молодыми людьми, поступающими к нам на работу. Они прилично держатся, опрятно выглядят, имеют некоторые навыки селф-промоушена и при этом являются совершенными дикарями: не имеют представления ни об истории, ни о географии, ни о базовых законах природы. Так, у нас работала учительница истории по образованию, не знающая, кто такие большевики.

 Чего голову-то забивать? Знать надо совершенно другое. Как-то раз я прошла в интернете тест на знание разных модных штучек, свойственных, по мнению устроителей, образу жизни среднего класса. Тест я позорно провалила, ответ пришёл такой: даже странно, что у вас есть компьютер и интернетом, чтобы пройти этот тест.

 Вот именно на формирование такого рода знатоков и рассчитаны современные учебные заведения и современные образовательные технологии.

 Мракобесие и невежество – это последнее прибежище современного капитализма. Это не просто некий дефект современного общества – это его важнейший компонент. Без этого современный рынок существовать не может.

 Логичный вопрос: кто же в таком случае будет создавать новые товары для «впарки» идеальным потребителям? И кто будет вести человеческое стадо, кто будет пастухами? Очевидно – идеальные потребители для этой цели не годятся. В современных США сегодня эту роль играют выходцы из стран третьего мира, из бывшего СССР. Что будет дальше – трудно сказать. Современный капитализм, вообще современная западная цивилизация не смотрит вперёд, ей главное – сегодняшняя экспансия. И она достигается посредством тотальной дебилизации населения. Потому что это – сегодня главный ресурс.

Нам предлагают признать ложью правду о нечестных выборах 4 декабря и в обмен на это признать ложь о честных выборах 4 марта правдой

«...нам предлагают признать ложью правду о нечестных выборах 4 декабря и в обмен на это признать ложь о честных выборах 4 марта правдой. Отличный размен! И как этот новый дивный мир тотальной честности похож на старый добрый мир тотальной лжи». Кирилл Рогов: открытое письмо Алексею Кудрину | Forbes.ru

Публикация с сайта Forbes.ru (http://www.forbes.ru)

Кирилл Рогов: открытое письмо Алексею Кудрину

Уважаемый Алексей Леонидович,

огромное уважение вызвал у меня и, как я знаю, у многих, ваш приход на митинг 24 декабря. Вы не только пришли, но и отстояли три часа, ожидая своей очереди для выступления. Когда вы говорили, раздавался свист. Но там, где был я, наоборот, люди вокруг скандировали «ма-ла-дец! ма-ла-дец!»

На мой взгляд, вы глубоко правы в своем призыве к диалогу, есть резоны и в вашей мысли о том, что лучше, чтобы нынешний состав депутатов принял пакет законов по политической реформе и потом назначил новые выборы. Но возможность такого развития событий полностью в руках тех, кто заседает на Охотном ряду, и тех, кто представляет сегодня исполнительную власть.

Ваши бывшие коллеги по правительству говорят, что у митингов на Болотной и Сахарова нет лидеров, нет четких требований. Это лукавство. У митингов есть совершенно четкая программа и совершенно четкое требование. Если бы вы имели возможность походить по толпе, почитать лозунги, почувствовать ее дух, вы бы совершенно ясно поняли эту программу.

Это были митинги против Обмана. Против обмана как базового принципа политической и социальной жизни. «Хватит нас обманывать, хватит надувать нас, как те изделия, которые повсюду мнятся вашим бывшим коллегам по правительству», — вот примерно к чему сводился смысл большинства остроумных и изобретательных плакатов, текстовки которых были содержательнее и точнее многих выступлений со сцены. И это не просто настроение момента, не ситуативная обида, как кажется некоторым. Это политическая программа: НЕТ-ОБ-МА-НУ! Нет обману.

Что следует из этого? Из этого следует невозможность размена по формуле: давайте забудем про надувательство 4 декабря и, засучив рукава, займемся обустройством новой и честной будущей жизни.

Обновление политической системы заключается не в том, что для регистрации партии и кандидата теперь надо будет собрать в 5, 10 или 20 раз меньше подписей, а в том, чтобы пресечь обман и показать всем, что обман наказуем. Оно заключается в утверждении, что правда есть и она отличима от лжи, хотя нас десять лет и убеждали в обратном. Оно заключается в утверждении принципа ответственности политиков за ложь. Во всяком случае — будем реалистами — тех, которые были пойманы на ней за руку. И если обман не будет пресечен и наказан в этот раз, то никакого обновления и не будет. Нас будут обманывать столь же беззастенчиво, хотя и с другими формулировками в законах.

Мы даже знаем тот день, когда это произойдет в следующий раз.

Поясню эту мысль. В заявлениях ваших бывших коллег по правительству мы услышали в последние дни три тезиса:

1) те, кто недоволен итогами выборов, должны идти в суд (мы ведь живем в правовом государстве!);

2) выборы 4 марта будут проведены честно (нас для чего-то в этом горячо уверяют люди, которые утверждают, что и выборы 4 декабря прошли в основном честно);

3) чтобы продемонстрировать честность выборов 4 марта, везде поставят веб-камеры и прозрачные урны.

Уважаемый Алексей Леонидович, у вас теперь есть Twitter и страница в интернете, и вы, наверное, теперь знаете то, что не положено знать вашим бывшим коллегам по правительству. А именно: вы теперь знаете, что люди хорошо знают, как их обманывают. Вы, например, вероятно, знаете теперь, что для того, чтобы обратиться в суд, нужно представить копию протокола избирательной комиссии. Но если председатель комиссии выдворил вас с участка под выдуманным предлогом или просто не дал вам такой копии, то ему ничего за это не будет. А в суде вам скажут, что без бумажки вы ничего не стоите. Так написан закон — теми, кто формирует избирательные комиссии, председатели которых нарушают закон и не несут за это никакой ответственности.

Но даже если у вас есть копия протокола, председатель комиссии покажет в суде другой протокол — и вам откажут в иске. Описания десятков таких процессов, идущих в эти дни, вы легко найдете в интернете.

Алексей Леонидович, объясните, пожалуйста, причем тут веб-камеры и прозрачные урны?

Прозрачная урна не является доказательством в суде. В прозрачную урну можно залезть и сняться на веб-камеру, помахав в нее Чурову. Больше она практически ни к чему не пригодна. Тем более что информация с веб-камер будет стекаться — куда? — в Центральную избирательную комиссию, как это ни покажется вам смешным. Те люди, которые украли наши голоса, хотят украсть еще и наше изображение.

В интернете вы можете найти полный каталог тех способов обмана, при помощи которых фальсифицировались выборы. Большинство из них невозможно зафиксировать и пресечь при помощи веб-камер и прозрачных урн. Зато эти способы прекрасно фиксируются наблюдателями. Но вы будете смеяться: свидетельства наблюдателей как раз не являются доказательством бесчестности выборов, как нам объяснили.

Итак, нам предлагают признать ложью правду о нечестных выборах 4 декабря и в обмен на это признать ложь о честных выборах 4 марта правдой. Отличный размен! И как этот новый дивный мир тотальной честности похож на старый добрый мир тотальной лжи.

Возвращаясь к началу, еще раз скажу, что искренне разделяю вашу обеспокоенность по поводу того правового и институционального вакуума, в котором мы оказываемся. Но в этом виноват вовсе не митинг. Причина его вовсе не в том, что у митинга нет лидеров и четких требований, как нам объясняют.

Ситуация представляется мне еще более драматичной, чем она выглядит в ваших описаниях. Повторю фразу, ставшую в последние дни очень популярной: пасту нельзя загнать обратно в тюбик. Никто не в силах придать легитимность той Думе, которая заседает сегодня в Охотном ряду. В то время как 40% населения, по данным опросов, с пониманием относится к требованиям митингующих.

Мне представляется очень важной и продуктивной ваша готовность выстраивать переговоры между сторонами. Но очень важно, по-моему, предельно точно формулировать суть проблемы. На вопрос, что произошло в политической жизни России после 4 декабря, я бы ответил так: население осознало, что 4 декабря те, кто олицетворяет власть в стране, преступили закон. Это сознание на этот раз является массовым и консолидированным. Оно практически стало политическим движением.

Это и есть та паста, которую не загонишь обратно. Это и есть срыв резьбы существовавшей в последние годы в России политической системы. Власть фактически потеряла легитимность в глазах населения. Это не выдумки манифестантов и горячих голов, это практически социологическая данность. Я уверен, что вы прекрасно понимаете, что это значит для любого политического строя. Для любой страны. Но именно с позиций такого понимания нам придется искать способы возвращения в правовое поле.
Исходный URL (загружено 30/12/2011 - 23:26): http://www.forbes.ru/sobytiya-column/vlast/78143-pasta-bez-tyubika

Простые истины о сложных вещах: как перестраивать жизнь и общество к лучшему (послесловие к митингам)

Как перестраивать индивидуальную жизнь и общество к лучшему — вопрос вопросов всех времён. Ответ на него состоит из двух частей: простой и сложной. Простая часть выражена в формуле эволюционного решения проблем: результаты слепых проб обогащаются постоянным поиском и исправлением ошибок.

Слепые пробы — это сырая руда наших исходных верований и реального поведения. Строго говоря, их первоначальное наполнение не имеет особого значения, оно по определению случайное. Главное — как мы выстраиваем (или не выстраиваем) дальнейшую переработку и обогащение этой «руды».

Взгляд на свои верования и поступки как на весьма бедную руду, требующую очень серьёзного и постоянно-непрерывного обогащения, к сожалению, чрезвычайно редок в массе человеческого населения. Большинство людей воспринимает своё мышление, мировоззрение и образ действий как нечто священно-неприкосновенное, табу, а не как случайно сложившийся набор огромной кучи хлама вперемешку с редкими полезными включениями. Существующая система образования полностью нацелена на поддержание этой пагубнейшей иллюзии, а наличествующая социально-политическая система ровно на этом же держится снизу доверху.

Можете ли вы себе представить ситуацию, когда бы автомобильная промышленность не только выпускала свою продукцию без огромного количества КРИТИЧЕСКИХ испытаний, но ещё бы не создавала сама ремонтные сервисы и препятствовала в этом другим? Какого качества тогда были бы автомобили и каких усилий требовало бы от автовладельцев поддержание своих «коней» в рабочем состоянии? Такая фантазия кажется абсолютным абсурдом, но это абсолютная реальность индивидуальной и социальной форм жизни, почти тотально отторгающих последовательное критическое мышление и критическую деятельность по поиску и исправлению ошибок.

Первая половина сложной части ответа — переход от отрицания своих ошибок и своих несовершенств к признанию первостепенного значения поиска прорех и провалов в знаниях и умениях, т.е. КРИТИЧЕСКОЙ РАБОТЫ НАД ОШИБКАМИ.

Вторая половина сложной части ответа — воспитание у себя и реализация социоинженерной культуры деятельности, сочетающей владение научными знаниями и методами с постепенно-последовательным и экспериментально-испытательным инженерным преобразованием технологий, структур, правил, алгоритмов, объектов (последнее перечисление в первую очередь предполагает, например, технологии собственного мышления, социальные структуры и социальные правила, алгоритмы поведения, организации и сообщества (группы, сети) как объекты).

Материальный (объективированный) инструмент, позволяющий наглядно фиксировать как сами объекты и процессы, так и социоинженерную деятельность по поиску ошибок и по созданию более совершенных «продуктов», — это социальная картография (точнее даже — онтография, т.е. создание карт-онтологий — картографированных моделей объектов и процессов социоинженерной деятельности). Такие онтографические карты вполне можно создавать и эффективно использовать и под любую индивидуальную, групповую или организационную задачу.

Все необходимые методологические, технологические и инструментальные предпосылки для успешного решения поставленной в заголовке задачи имеются в нашем распоряжении. Остаётся лишь один шаг — взять себя за любую пригодную часть тела и начать отрываться от усыпляюще тёплой болотной жижи самообмана, самолюбования и безделья на самых важных направлениях жизни.

Избранное сообщение

Онтокритика как социограмотность и социопрофесионализм

Онтокритика как социограмотность и социопрофесионализм

Популярные сообщения